Его знают. Его слушают не только в Украине или России, но и далеко за ее пределами. При этом жанр, в котором он выступает, когда-то всецело принадлежал исполнителям из России. А тут львовянин Кричевский…
— После двух лет относительной тишины ваши песни опять зазвучали. Чем объясняется такая синусоида в творчестве?
— Прежде всего, это вполне нормальное явление для музыкальной деятельности. Вначале острый интерес к новому имени, потом идет или полный спад, или все движется по ровненькой дорожке. Если приравнять количество концертов к количеству выпущенных альбомов, то у меня было все абсолютно ровно. Потом начался подъем в Украине, связанный не только с появлением в Киеве радиостанции «Шансон», но и с тем, что альбом «Пальчики» вышел достаточно удачным. Затем был еще гитарный альбом «Улица Свобода». Я узнавал у людей, которые торгуют «музыкой» с лотков, — он продавался очень активно. И вот начался такой подъем и в концертной деятельности, и в занятости.
— Гарик, где же вы все-таки живете? Во Львове, Киеве, Москве?
— Дело в том, что Киева я не забываю. У меня тут есть квартира, в которой я не живу по причине того, что продюсеры мои находятся в Москве и рабочее время я все чаще провожу там. Отдыхать, расслабляться, отсыпаться и лечиться я еду во Львов к родителям. А вот постоянно проживаю в Германии, но остаюсь украинским гражданином. Так что чаще всего я нахожусь между Львовом и Москвой, но бываю и в Киеве, и очень этому рад. Потому что Киев — это первый город, который признал когда-то во мне автора и исполнителя.
— В педантичной Германии вас не одолевает тоска по славянскому бардаку?
— В Германии я сейчас бываю достаточно редко. Мы пополам с одной львовской семьей снимаем домик под Ганновером. Там перебиваемся и считаем минуты, когда будут гастроли, чтобы поехать домой. Я там живу ровно столько, чтобы меня оттуда не выкинули. Так что Германию я наблюдаю как турист. Я очень спокойно и ровно отношусь к благам Европы, меня больше интересуют родственники, которые там живут, чем экзотика цивилизованной жизни. Я уже привык. У меня перестало портиться настроение, как раньше, когда, пересекая границу Украины, я видел там хорошие дороги, чистоту, приятные лица. А сейчас все нормально, да, у них так, а здесь по-другому, значит, судьба такая.
— Каким для вас был прошедший год?
— Год для меня в целом был очень удачным. То есть я много ездил с концертами и за границей, и по бывшему Советскому Союзу. И еще успел записать альбом, начал работу над следующим. Закончил ремонт квартиры, что тоже является определенной победой. Но достаточно тяжело пережил события в Нью-Йорке. У меня там много друзей и родственников. Один из них работал в тот день на 44 этаже первой из башен-близнецов. Слава Богу, все нормально — он спасся. Вот это — отрицательные эмоции в 2001 году. А в остальном год был очень хороший, и я не могу нарекать на него.
— А как в семейном плане, личной жизни?
— Жизнь продолжается. Дочка растет, начинает «строить» папу, критиковать творчество, что-то ей нравится, что-то нет. То есть она активно участвует в цензуре новых произведений. Девочке пять лет. Зовут Виктория. Слушает джаз и шансон. Жена — в прошлом медик, как и я, из Львова. Она вынуждена была поменять профессию и сейчас стала администратором моей группы и достаточно профессиональным. Сначала ничего в этом не понимала, но сейчас даже консультирует начинающих администраторов в шоу-бизнесе.
— Гарик, каково ваше отношение как артиста, как врача, как гражданина и отца к легализации марихуаны в Украине?
— Дело в том, что если бы меня спросили о легализации в мире, то я бы однозначно сказал «да». В Украине я бы тоже сказал «да», но осторожно, потому что до конца не знаю — готова ли сегодня молодежь к этому. Конечно, это и деньги в бюджет... В любом случае, человек если хочет покурить — он курит. Так зачем платить дилеру и чтобы это все шло в черную бухгалтерию, когда на этом может зарабатывать страна. Правда, мы настолько живем нестандартно, что, решившись на такой эксперимент, я посмотрел бы, стоит его продолжать или нет. А как врач я могу заверить, что чем водку пить, лучше покурить траву — это я точно знаю. Но ни с чем нельзя перебарщивать. Даже воду обычную много пить нельзя. Все должно быть в нормальных дозах. Но то, что трава безвредней алкоголя, — это наверняка. То есть я не могу однозначно сказать, что я обеими руками «за», потому что не знаю, как наш народ может к этому отнестись.
— За последние три-четыре года вы заметили хоть какие-то изменения в том, как стали жить в Украине и России? Лучше стало или хуже?
— Я вижу, что стали жить немного лучше везде: и в России, и в Украине, хотя не вижу для этого объективных причин, кроме того, что мы живем при капитализме, что уже само по себе является положительным. Хотя он у нас уродлив, но все равно — это капитализм и предполагает какой-нибудь рост. Уровень жизни виден по тому, как ходят на концерт, как покупают билеты. Еще артист замечает, какие в городах магазины, наличие в них что-то живо покупающих людей, наличие автомобилей. И наблюдая все это, делаешь вывод, что вроде как стали жить лучше. Но с другой стороны, я могу понять, что стали жить лучше немцы: у них еще более активно, чем раньше, покупают БМВ, «Мерседесы». Но почему Россия и Украина?..
— Перейдем к семейным вопросам. Что вы подарили своим родным на Новый год?..
— Новый год мы отмечали активно. Учитывая, что на праздники мы находились в Америке на гастролях, то жене я купил такой чисто американский подарок — маленький компьютер. Его можно носить в сумке, гибрид компьютера и записной книжки. Дочке я подарил джип для Барби. Маме — духи, а папе — одеколон.
— Артист на праздники вообще-то очень востребован. А вы предпочитаете праздновать в кругу семьи или «заколачивать деньгу»?..
— Есть такое выражение «и рыбку съесть и...», так это — горький опыт прошлого. И если раньше я «чесал» всю ночь напролет, и пытался зарабатывать деньги, то сегодня я соглашаюсь на одно выступление в новогоднюю ночь. Это стоит организаторам очень дорого, и если они на эти условия идут, то я приезжаю, выступаю и возвращаюсь праздновать Новый год в семью. То есть такого, как в молодые годы, когда садился в машину и «чесал», а потом с полной сумкой денег, но убитый напрочь, когда уже не нужны ни деньги, ни Новый год, ничего — этого уже нет. Поэтому бывает так, что сижу отмечаю дома, невостребованный, потому что дорого. А бывает, что находятся желающие, тогда поеду, полчаса попою, заработаю.
— Гарик, вы никогда не слышали обвинений со стороны России или Украины, что вы представляете, извините, это не наше определение, «пылесос», который вывозит из страны деньги?.. Как вы относитесь к такой трансформации денег в артистическом мире?
— Я вообще раньше думал, что эти разговоры — наше совковое жлобство. Музыканты-неудачники собираются и говорят, что вот москали приезжают и выгребают деньги миллионами. В России я, правда, не слышал таких разговоров относительно Украины, но слышал про западных гастролеров, что, мол, такие гонорары платят иностранцам, лучше бы заплатили нашим. И как-то по иностранному телеканалу слышал, как английские артисты тоже жаловались, что вот американцы — и так богатые, а приезжают к нам в маленькую Англию и выгребают деньги: на них ходят в два раза активней и т. д. То есть эта «жаба» в музыкальном мире существует, хотя я считаю это чистым бредом, потому что артист должен выступать там, где ему сделан ангажемент. Его туда пригласили, и он должен там получить гонорар и привезти в свой дом, в свою страну. Это нормально. Если мы покупаем итальянские джинсы в Киеве, неужели это означает, что мы вывозим деньги в Италию? Музыканты очень завистливы, я это определенно могу сказать. Просто некоторым хватает ума молчать, а некоторые «гавкают».
— Скажите, пожалуйста, жанр в котором вы работаете, проходит какую-то волнообразную популярность. Почему, с вашей точки зрения, существует такая волнообразность?
— Здесь, я думаю, целый ряд причин. Мне сложно сказать. Я не очень часто имею возможность слушать киевские радиостанции, но знаю, что сейчас шансон имеет более широкий и спектр, и смысл, и темы. То есть блатные темы присутствуют, конечно, но есть и юмористические, просто лирика. Я думаю, если бы крутили только блатные песни, криминальные, о прошлом, о настоящем, то это тоже надоело бы очень быстро. А почему нас любят слушать, то есть обращаются к такой песне, да потому, что, в любом случае, она несет смысл. Даже если она просто про «колючку», то там и судьба человека. В поп-музыке очень много песен, как я называю, «про слона», с какими-то там аллегориями, с каким-то непонятным постимпрессионизмом. Молодежи все это нравится, но это все чужое, инопланетное какое-то. Есть, конечно, и талантливое. Но постоянно это слушать нельзя. Мой прогноз такой: интерес со временем спадет, потому что сегодня в Москве, в Питере и в Киеве радиостанция «Шансон» на первом месте по популярности. Это не будет продолжаться долго, но пусть они не будут на первом месте, но и не на последнем. Они будут в пятерке первых, и интерес к этому жанру всегда будет очень высок. С легкой руки Владимира Высоцкого это вошло, наверное, на века в русскоязычную культуру.
— Гарик, а что отличает ваши песни?
— Мне сложно судить о себе, тем более оценивать. Это вообще штука неблагодарная, но я думаю, что принцип, по которому я работаю над альбомом, элементарно прост и в моем случае — оправдан. Во-первых, я не ставлю себе конкретных задач написать ту или иную песню, если это не заказ. Если я пишу для себя, что я в основном делаю, то пишется легко и разнопланово... Сегодня почему-то у меня герой песни — вор, львовский с «креста», завтра — это челнок, послезавтра — водитель такси или профессор, который украл диссертацию. Темы приходят, и у меня в альбомах они разнообразны: тут блатная песня, здесь юмористическая. Поэтому, несмотря на то, что я не мудрствую лукаво в музыкальном плане, т.е. не отхожу от «великорусской» традиции тоника—субдоминанта—доминанта в построении мелодии, получается разнообразно и слушается легче, чем очень хорошие альбомы, но узконаправленные. Разнообразие облегчает. Особенно шансон популярен за кордоном у русскоязычных. Потому что этой музыкой они общаются с родиной. На гастролях в США мы с легкостью «набивали» залы. В Чикаго зал — на 1200 человек, а было продано 1500 билетов. Продать так же зал сегодня в Украине сложно. А там люди приходят на концерты, как на свою маленькую родину.
— Вопрос родины, ностальгии. У нас очень модно возвеличивать человека или кричать о том, что это наш земляк, особенно если этот человек ушел в историю. Как у вас сейчас складываются отношения со львовской властью? Вы оттуда родом, они признают вас своим достоянием, вы внутренне откликаетесь на это или считаете, что город с вами обошелся жестко?
— Все по делам проверяется. Могу сказать, что со львовянами у меня отношения теплейшие. Когда я приезжаю во Львов, у нас традиция: мы ходим в маленькие львовские ресторанчики, симпатичные, дешевые и вкусные. Мы встречаемся с друзьями, гуляем — ко мне подходят люди, благодарят, я подписываю автографы, причем среди поклонников те, которые не умеют по-русски разговаривать, и тем не менее они слушают, знают. С властью у меня — никак. Меня ни разу не пригласили на День города. А чтобы сделать, как у Розенбаума, когда городские власти его приглашают в Питере на площади выступить, — от львовских властей ни одного подобного предложения не поступало. Я понимаю, почему. Потому что стереотип львовского артиста — это украинский язык. Хотя Львов волей-неволей родил такое количество известных русскоязычных артистов, что дай Бог каждому городу России.
— Вы следите за политическими событиями в Украине, предвыборная ситуация, симпатии или антипатии?
— Я человек очень далекий от политики, я путаюсь в ней. Для меня есть два лагеря: красные и белые. Причем я всю жизнь был белым, но в последнее время стал розоветь. Но буду я за белых в любом случае.
— А другие цвета не привлекают?
— А все другие цвета — это белые, потому что при красных есть только красные. Все остальное для меня — это белые, голубые, зеленые, розовые, радужные, — это для меня белые, это — демократия. Что делается в демократическом лагере — мне все равно, лишь бы была демократия. Несмотря на то, что и красные сегодня, на мой взгляд, стали другими. Я так наелся совка, что, при всей симпатии ко многим умным высказываниям с их стороны, я никогда не стану под их знамена.
— Были попытки за это время привлечь вас в агитационную программу предвыборных мероприятий, выступить в предвыборном концерте?
— Было несколько сугубо деловых предложений, и мой администратор сейчас ведет переговоры. Я не буду углубляться, потому что не знаю конкретно, как и что. Но это лишь коммерческая вещь, за которую я и моя группа, выступив, должны получить деньги. Мы не лезем в идеологию, в этом смысле мы — продажные. Я это признаю. Опять-таки, только с белыми, за «зеленые» деньги мы решаем любой вопрос.
— Вы даете много интервью. Когда вас спрашивают: где ваша родина, Гарик Кричевский? Что вы отвечаете?
— Я могу повторить: Родина — это Украина. Несмотря на мое постоянное проживание в Германии и работу в Москве, родиной считаю Украину. Здесь у меня включается нормальное дыхание, я чувствую, что я дома, защищен со всех сторон. Может быть, это ошибочное чувство, но оно есть.
— Ваши родители живы?
— Живы. Они отказались переезжать в Германию, несмотря на мои настоятельные просьбы. Ведь я считаю, что там жизнь для людей старшего возраста более приемлема. Они живут во Львове и, несмотря на пенсионный возраст, продолжают работать врачами. Мои родители — популярные врачи, сами зарабатывают себе на жизнь, я не помогаю, потому что это им не надо.
— Вы верующий человек?
— В религию — нет, в Бога — да. Я считаю, что Бог — это все то, что мы не можем объяснить. Я не верю в дедушку конкретного, в различные легенды. У меня есть мои собственные молитвы, которые в трудную минуту я читаю про себя, и они мне помогают. Но это и не христианские, и не иудейские молитвы. Это мой секрет. В храм я не хожу.
— У вас есть суеверия?
— Суеверий больше, чем положено. У меня традиционные музыкальные, артистические суеверия: я не бреюсь перед полетом; на концерт надеваю на мизинец перстень, который только концертный, в повседневной жизни я его не ношу; в день концерта не ем орехи и семечки, не потому что мешает, а просто нельзя. Стараюсь, хотя не всегда получается, не давать автографы на деньгах. Еще мы не кладем афиши на стол.
— Вы газеты читаете?
— В поездах.
— Верите газетам?
— Не очень. Я пару раз накололся, когда читал свои интервью и сам себя не узнавал — такой я умный или наоборот. Поэтому читаешь интервью артиста и думаешь, а может быть, он этого не говорил. Есть доля недоверия, но тем не менее научную фантастику мы тоже читаем.
Беседовали Владимир Кацман, Сергей Ковтуненко "Столичный новости"
|
