ПРЕССА О "Бутырке"

"БУТЫРСКИЙ ВАЛ"

700 тысяч человек ежедневно слушают радио «Шансон». Альбомы Михаила Круга расходятся многомиллионными тиражами. Вне зависимости от того, что мы по этому поводу думаем, русская блатная песня остается самым популярным музыкальным жанром в этой стране. Чтобы разобраться в том, что же такое современный российский шансон, корреспондент RS отправился в тур с дуэтом «Бутырка», который является одним из главных символов радио «Шансон» последних лет.
«Согласно легенде, название группы родилось под впечатлением от побега трех заключенных из Бутырской тюрьмы»
«Загремел по четырем статьям. Сидел в Воронеже, потом в Иркутске. Недавно там концерт был. Смотрю в зал и узнаю их, бывших уголовников»
«А что, Тагир к тому же еще пукнул? Если вентилятор просит, значит, грешок за ним есть»
«Знаешь, когда девки общаются с людьми известными, видно, что дрожь в них присутствует»

«У них пластинок сейчас больше продается, чем у Круга. Это вообще главные звезды жанра, — знакомый менеджер радио «Шансон» с воодушевлением рассказывает мне о группе “Бутырка”. — Если хотите настоящих мужиков — это то, что вам нужно. Они неподдельные, натуральные. Это вам не интеллигент Трофим». Через неделю я собираюсь в трехдневную поездку по стране в обществе «настоящих мужиков» из «Бутырки». «Они убьют тебя», — заявляет мне жена, только что ознакомившаяся с фотографиями музыкантов на сайте группы. «Или запьешь», — с уверенностью добавляет теща. С монитора на нас тяжело смотрят основатели «Бутырки» — Олег Симонов и Владимир Ждамиров. Клавишник Олег, автор всех текстов, брит наголо, а его напарник, певец Володя, носит «автоусы», какие бывают у рокеров старой закалки или у графа Дракулы со старинных мадьярских гравюр. Мы встречаемся с Володей и Олегом в их московской студии. Через полчаса должен подъехать автобус, и Ждамиров рассказывает, как появилась «Бутырка»: «Шел 2001 год. Я с “Понтиаком” своим возился во дворе, в деревне. Приехали Олег и гаишники знакомые. Стихи привезли, говорят, надо три песни сделать. Диск выпустили, а он как хлопнет по стране!» До «Бутырки» у Олега был проект «Дальний свет». Раскрутке пластинки «Пересылочка» помешала темная история с тогдашним продюсером. «Хороший был парень, в очочках, — вспоминает Олег, затягиваясь «Мальборо». — Развел нас на бабки и давай прятаться. Недавно виделись, жалеет теперь, что так поступил. Говорит себе, наверно: “Бля, упустил таких пацанов, бабок бы на них заработал”». Согласно легенде, имя «Бутырка» родилось под впечатлением от побега трех заключенных из Бутырской тюрьмы. «Хорошее название, но нас из-за него по центральным каналам не показывают», — сетует Ждамиров. «Бутырка» часто выступает в тюрьмах. «Мы очень много ездим по лагерям, к пацанам за колючку, — объясняет Олег. — Зовут пацаны, братва, даже менты, которым не стыдно носить погоны. Договариваемся и даем концерт. Мы, кстати, благодарны хозяевам тюрем, что они с сочувствием относятся к узникам. Концерты бесплатные — это святое. Контакты с заключенными бывают. Хозяин разрешает, пацаны к нам подходят, фотографируемся в красном уголке. Я могу свободно присесть с пацанами. Вот на женских зонах еще ни разу не были, но будем обязательно». «Мы не зацикливаемся на блатных песнях, — добавляет Володя. — Я до “Бутырки” из шансона пел только Вилли Токарева, его часто заказывали. Теперь он наш друг, мы его очень уважаем, замечательный мужик. Встречаемся, обнимаемся, он кричит: «“Бутырка”!» Правда, старенький уже, двигается так себе».

Трасса «Москва — Кострома» В серебристом микроавтобусе «Мерседес» не без труда размещаются девять человек: Володя с Олегом, мы с фотографом Ваней, водитель Сергей, барабанщик Тагир Аляутдинов, гитарист Саша Калугин, басист Саша Голощапов и Дима. Последний во время гастролей контролирует финансовые расходы и решает бытовые вопросы. Водитель вставляет в DVD-плеер диск «Comedy Club»: «Разрешите представить: сестры Зайцевы! — вопит с экрана ведущий, которого сменяют двое упитанных мужчин. — Они съели братьев Запашных». Спустя минут десять сидящий впереди Володя не выдерживает: «Бл*дь, передача е*анутая вообще. Сереж, а с Куравлевым ничего нет?» Во время гастролей «Бутырка» смотрит проверенную советскую киноклассику: «Иван Васильевич меняет профессию», «Джентльмены удачи», «Любовь и голуби» — монологи из которых Володя цитирует с неподдельным восхищением: «А царь-то ненастоящий! Пи*дец, классно, да? Или артист Михайлов, который в “Любовь и голуби”! О! О! Надюх! Очень красивый актер, достойный мужчина. Великие люди были. Никулин, Моргунов, Савелий Крамаров. Жить труднее стало без них». Помимо фильмов в поездках музыканты развлекают себя на нехитрый мужской манер. Когда под деревней Сопелки Тагир просит остановить автобус, чтобы сходить по нужде, Ждамиров не может успокоиться минут десять: «Дайте ему бутылку из-под минералки. Отлично, отлично. Что, можно не останавливаться? Хлюп-хлюп уже, да? Вентилятор включить? А что, Тагир к тому же еще пукнул? Если вентилятор просит, значит, грешок за ним есть. Что-то сюда запашком каким-то тянет. После “Бутырки” трава расти не будет!» Когда Володя звонит жене и обсуждает с ней, судя по всему, собаку, его интонации резко меняются: «Ищу, ищу, конечно. Занимаюсь этим вопросом. Занимаюсь! Мы его перекрасим “Лондоколором”». Ждамиров на секунду замолкает и добавляет в трубку: «Да, б*ядь, ты потрясающая!» Вместе со всей гастрольной командой мы обедаем в придорожной закусочной по пути в Кострому. Витрину заведения украшает чучело кабана, над входом висит табличка «Дверями не лопать». Весь оставшийся путь до Костромы смотрим «Сволочей». Когда один из малолетних уголовников истошно вопит: «Калуга вскрылся!» — задремавший Олег открывает глаза и озирается: «А?! Я думал это у нас». Согласно традиции, «Бутырка» выходит на обочину и фотографируется под каменной плитой с названием города. За нами наблюдает гаишник. Он стоит в луже и сплевывает под ноги семечки.

Кострома Ободранный советский ДК располагается на улице Северной Правды. Нас встречает организатор Гена, плохо одетый плешивый мужчина лет пятидесяти. В гримерке в шкафу валяется «Учебник гинекологии» Скворцова. Володя раздевается до пояса, демонстрируя мускулистый торс. Неожиданно он засовывает микрофон между ног и, покачивая им, кричит: «Ты-дын-ты-дын! А это я на обложке альбома! Девятого!» Затем Ждамиров выпивает стакан кипятка, чтобы прочистить горло перед выступлением. По его лицу заметно, что он нервничает и явно находится не в своей тарелке. Обычно Володе выделяют отдельную гримерку. «Я перед выступлением обязательно молюсь за кулисами. Прошу Бога, чтобы был со мной рядом. У меня, наверное, от Бога этот дар, он дает мне силы и огонек. Часто захожу в церкви, общаюсь с батюшками, они слушают наши песни». В композициях «Бутырки» наряду с реалиями тюремной жизни, тоской по свободе, элементами красивой воровской жизни и сакраментальной старушкой-мамой ощутимо присутствует религиозная тема:

Пойду я с Господом, пойду по зонам, лагерям
Пойду я с Господом, пойду — темница не страшна
Пойду я с Господом, пойду, не стынет в жилах кровь
Пока жива моя душа, стихам рождаться вновь.

Небольшой зал заполнен наполовину: жуликоватый Гена, как это обычно бывает у прижимистых организаторов, сэкономил на афишах. Основной контингент — молодые гопники и их подруги, но тут же имеются и женщины «под пятьдесят», и целые семейства. В течение первых нескольких песен слушатели ведут себя так, как, по их представлениям, должны вести себя пацаны, собравшиеся послушать любимую музыку: сидят неподвижно и с достоинством смотрят вокруг себя. Однако Ждамиров быстро доводит зал до «нужной кондиции»: Володя то с бешеной энергией мечется по сцене, то застывает на месте и предлагает всем поднять вверх включенные мобильники. Звучит песня о безвременно погибших пацанах:

Я поправлю венок неживой
Здесь покоится старый друг мой
Черной лентой над ним
Помним, любим, скорбим
Богу — душу, а память — живым.

На каждом концерте он бесстрашно идет в партер, нервируя охранников, добираясь до последних рядов, братаясь с поклонниками. Второй обязательный пункт программы — выход на сцену всех желающих особ женского пола, из которых моментально формируется кордебалет. Возрастной разброс велик: от девочек-школьниц до пожилых крашеных блондинок. Последние танцуют отчаяннее всех и по завершении номера окружают синтезатор Олега. Скакать по сцене и вставлять в песни гитарные соло, довольно откровенно заимствованные из шлягеров 70-х, не слишком характерно для исполнителей шансона, и за такой подачей материала прячется главная, но хорошо скрываемая черта Ждамирова. «Очень The Beatles, Deep Purple любил, аура тех времен помогает сильно. Заметно, да? — интересуется после концерта вокалист. — Помню, играл на больших танцплощадках. Жизнь была очень хорошая. Хорошие песни, хорошие стихи. Свое тоже всегда старался играть, хотя приходилось всякое итальянское исполнять в основном. Серьезно к делу относились: химия, длинные волосы, все в коже, барабаны с двумя бочками». Ждамиров грустно смотрит на кончики туфель и продолжает: «До сих пор слушаю Deep Purple. Жалко, конечно, что Блэкмор ушел. Но он сейчас занимается, кстати, хорошим делом с женой своей. Слушаю еще с удовольствием Ингви Мальмстина, из наших — “Арию”. Ну не состоялся я как рок-музыкант, да». Организатор Гена приносит в комнату пластиковые коробки с салатами и жаркое в керамических горшочках. Сотрудницы ДК Маша и Люба испуганно поглядывают на микроволновку. Они не знают, как ею пользоваться, и зовут начальницу. Поев салата, Гена исчезает, забрав из кассы причитающуюся выручку и не попрощавшись — это обычная практика провинциальных импресарио, не желающих выслушивать претензии и отвечать на вопросы. Пока аппаратуру грузят в автобус, Ждамиров беседует с поджидавшими его у черного входа девушками. Обе блондинки, обе зовутся Янами, одна работает в ювелирном магазине, а другая — владелица салона красоты. «А у вас есть DVD с клипами?» — интересуется та Яна, что повыше. «Есть, но глубоко в сумке, не могу достать сейчас. Эх, я там на “Мерседесе” выезжаю», — отвечает Володя и лезет целоваться. Девушки смущаются. Мы уезжаем, они машут нам вслед. «Знаешь, когда девки общаются с людьми известными, видно, что дрожь в них присутствует, — говорит Ждамиров, оборачиваясь. — Подходят и трясутся. Не верят, что видят такого человека».

Иваново Около часа ночи мы добираемся до гостиницы «Советская» в Иваново. Неподалеку от входа сиротливо жмутся проститутки. В номере по местному телеканалу губернатор Мень рассказывает, что он и его заместители в целях экономии пополнили казенный гараж собственными автомобилями. Калуга и басист Саша подумывают выпить, но затем расходятся по номерам. Сейчас в «Бутырке» пьют только они, хотя прежде расклад был другой. «Мы раньше круто принимали, сейчас мало, — объясняет Олег за завтраком. — Если каждый день бухать — караул. Не высыпаешься. На месяц уезжаешь — такое впечатление, что один день прошел. В Домодедово в себя приходишь. Как-то на гастролях один пацан подогнал нам пятилитровую канистру коньяка, прямо с завода принес. Я до следующего города на машине поехал, а остальные — поездом. Прибыли все пьяные, весь вагон, включая проводниц. Организатор о*уел. Сейчас могу только текилки иногда выпить». Симонов прихлебывает компота и смеется: «Хороший компот, да? Напоминает детский сад». Олег наотрез отказывается рассказывать подробности собственного тюремного заключения: «Загремел по четырем статьям. Сидел в Воронеже, потом в Иркутске. Недавно там концерт был. Смотрю в зал и узнаю их, бывших уголовников. А сочинял я с детства легко, там и начал песни писать. “Тает снег”, “И застучат колеса”, “Пересылочка” с первого альбома — все в зоне написано. Показал тетрадку с песнями жене Юльке, она говорит: “Б*ядь, Олег, сейчас не те времена. На ля-ля не выедешь». Поехал в Воронеж, у нас есть такой Алексей Брянцев, аранжировщик “Сектора Газа”. Вот он меня к Вовке и привез». Расправившись с гарниром, Симонов сообщает, что круг общения помогает ему в творчестве: «У меня знакомый есть, он раньше был жуликом, а сейчас бизнесмен, так он мне говорит: “Олег, наверное, хватит мне “Мурку» петь. Я эти слова услышал и новую песню придумал». Он негромко напевает, втянув голову в плечи: «Наверно, хватит “Мурку” петь и та-та-та-та по зонам, на белый свет в квадрат глядеть, давить клопов в казенном доме». К нам за столик подсаживается Ждамиров. В отличие от расслабленно-хищного Олега он пристально следит, включен ли диктофон, и даже наклоняется к нему, когда озвучивает программные вещи: «Советую всем парням молодым пойти в армию, отслужить достойно. Нужно быть патриотом своей страны, защищать рубежи нашей Родины. Кто, если не мы?». Выдохнув, он рассказывает о своей коллекции машин: «Люблю “Понтиаки” американские, у меня их два — красный и черный. А по чернозему езжу на старенькой “Ниве”». Говоря о семье, Володя вновь внимательно поглядывает на диктофон: «У меня три дочки-красавицы. И жена красавица. Хоть и из деревни, но очень хороший человек, директор Дома культуры». Во время фотосъемки в ресторане Ждамиров, волнуясь, спрашивает у фотографа: «Ванечка, ну как нам встать? А морды зверские сделать? Такие, да?». Ждамиров и Симонов по-волчьи смотрят в объектив. Поймав свое отражение в зеркале, Володя вдруг замечает: «А мне вот Носков Николай нравится. Костюм у него достойный, в есенинском стиле». На вопрос, приходится ли «Бутырке» в жизни сталкиваться с насилием и применять кулаки, Олег улыбается: «По характеру я добрый. Не деремся, а так — толкаемся. Подъехали как-то пацаны, зовут в ресторане посидеть. Ну, на халяву и уксус сладкий. К утру три ресторана сменили. В последнем нас ОМОН принимает. Ну не нас, а пацанов — один в розыске, вроде труп за ним. Они его искали, а тут выяснилось, что он по городу ездит. Спецназ вбегает в масках, столы в разные стороны, кругом треск, табуретки летают, такое хорошее месиво. Я давай заступаться, а мне омоновцы в морду, но так, шутя, они ж знали, кто мы. Чисто оттолкнули. И говорят: «А ты, Шарик, помолчи пока» («Шарик» — одна из самых известных песен «Бутырки». — Прим. ред.). Потом отвезли нас в гостиницу». Володя в лицах рассказывает историю об охоте на поросенка: «Мы как-то приехали на дачу. Индюшки ходят, живность всякая. Хозяин говорит: “Слушай, “Бутырка”, вот поросенка не стали резать, вам доверили. Олег его ножом бабахнул, но, видно, не попал в сердце, и хряк вырвался, погнал метаться. Бегает, визжит, кровь из него льется. Позвонили человеку. Приехал с ружьем. И в лоб его. Потом ели с удовольствием шашлык». Мы спускаемся в холл гостиницы. Перед концертом — прямой эфир на ивановской студии «Русского Шансона». Программу ведет колоритная девушка Алена. Она отвечает всем представлениям о том, как должны выглядеть образцовые диджеи радио «Шансон». Крепкая симпатичная блондинка с низким прокуренным голосом в красной кожаной куртке с эмблемами «Формулы-1». Она сама записала две собственные пластинки. Одна из слушательниц признается, что просыпается и засыпает под песни «Бутырки». Пока идет трансляция, мы беседуем с немолодой Галей, организаторшей выступления в Иваново. Галя жалуется, что на концерт группы с таким названием очень трудно завлечь приличную публику: «Более или менее цивилизованный народ побаивается, конечно». Организатор вздыхает и смотрит на часы. «Мы не призываем молодежь делать какие-то неординарные поступки, — доносится из приемника голос Ждамирова. — Мы учим веровать в Бога, не совершать ошибки и не попадать за колючку. Ведь люди, которые отсидели очень большие сроки, говорят, что ничего хорошего там нет». После концерта, пока мы загружаем аппаратуру в автобус, к Олегу подходят два молодых человека в кожаных куртках. Симонов о чем-то негромко беседует с ними и преображается буквально на глазах: сутулится, зажимает сигарету между большим и безымянным пальцами и обводит парней взглядом, которого так и не смог добиться от Шарапова Жеглов. Как и следовало ожидать, «Бутырку» приглашают в ресторан. Это повсеместная гастрольная практика, чреватая приключениями вроде истории с «Шариком». «Пацаны-то везде горячо встречают, — со вздохом рассказывает мне позже Олег. — Случай однажды был в бане, не буду говорить в каком городе. Поехали отдохнуть, попариться. А получилось так, что в этой бане то ли кого убили, то ли избили за час до нас. Менты орут, что баня окружена, спецназ там. Мы не при делах, но светиться лишний раз никому неохота. Пацаны говорят: “Айда через черный ход!” А ход и правда черный оказался. Я думал, ворота откроются, и вот я на воздухе, б*ядь. Но ни х*я. Побежали куда-то в подвал, потом из подвала, очутились на крыше пятиэтажного дома. Прыгаем с крыши на балкон четвертого этажа, потом второго, потом на гараж... А у гаража уже маршрутка вызванная стоит. В шесть утра. Как в кино, бл*дь. Пошли потом в ресторан, чаю попили — и спать. Попарились!» На трех такси мы доезжаем до гостиницы. По пути местные ребята рассказывают Олегу, как полюбили его музыку: «Мы на рынок пошли за Кругом и “Воровайками”. А нам продавец говорит: “Купите “Бутырку”. С тех пор только вас и слушаем». Парней зовут Дима и Леша, они братья, промышляют изготовлением перстней и цепочек, обещают Олегу сделать печатку под заказ и, кажется, не очень расстраиваются, когда выясняется, что идти в ресторан готовы только мы с Ваней и Алена. Нам с фотографом хочется впечатлений, а Алена просто намерена выпить. Алена с удовольствием рассказывает об эфире с «Бутыркой»: «Простые ребята, легко с ними. Вот к Розенбауму, который с первого взгляда понимает, сволочь перед ним или нет, труднее подступиться. Не говоря уж о Новикове».

Нижний Новгород В городе нас встречает старый знакомый «Бутырки» — импресарио Синицын. В отличие от Гены и Гали он одет дорого и со вкусом, но такой же нервный. Напряженные интонации в его голосе легко объяснимы. Олег с удовольствием рассказывает, что Синицыну пришлось пережить во время недавнего концерта в Челябинске: «Там живет наш друг Петрович. У него в городе торговый центр, клубы, рестораны, гостиницы. Вот когда он не бухает, ведет себя культурно. Стакан е*нул — сразу появляется хрипота, б*ядь, блатота. Бухаем с этим Петровичем сутки перед концертом. А Синицын на измене: “Блин, не пейте”. Перед концертом все вдрызг, лежим на диванах. И тут Петрович говорит Синицыну: “Так, первый, б*ядь, тайм буду петь я! Я всегда первый пою”. Мы-то понимаем, что это прикол, а Синицын на измене мечется. Петрович уже с микрофоном на сцене возится, и Синицын мне: “Что будем делать?” А я ему: “Да пусть четыре песни споет”. А он трясется весь: “Может, ментов вызвать?” Я отвечаю: “Он ментам тысячу рублей даст, и они тебя сами заберут, скажут, что ты пьяный”». К счастью для Синицына, концерт проходит удачно: зал в Нижнем Новгороде забит почти до отказа, до гримерки долетают крики толпы. Слышно, как Ждамиров вызывает на сцену танцовщиц. Синицын тяжело вздыхает и неожиданно пускается в рассуждения о том, как ему надоело заниматься «этим говном», и не пора ли завязывать с концертным бизнесом. Мне нечего ответить, и в гримерке, где нас только двое, повисает мертвая тишина. В антракте старая знакомая Ждамирова Таня делится впечатлениями от недавнего концерта Кати Огонек: «Она больше говорила, чем пела. Про детей, про мужа, который у нее охранник. “Где цветы? — говорит. — Что, денег ни у кого нету? А ну быстро мне цветы!”». Заглянувший в гримерку охранник сообщает, что после концерта «Бутырку» приглашает к себе местный авторитет Таджик. Нам с Ваней пора на вокзал. Мы прощаемся с Олегом и Володей в коридоре, где они, сидя за столом, раздают автографы. Женщина средних лет садится на колени к Ждамирову и подмигивает мыльнице своего спутника. У теснящихсяперед ними мужчин криминально-деловой внешности абсолютно счастливые лица. Широкие, почти детские улыбки.

Сергей Синяков
Журнал "Rolling stone" №25 июль 2006 года

"БУТЫРСКИЙ ВАЛ"

Бутырка в других разделах: