Текст песни Владимир Высоцкий - Я первый смерил жизнь обратным счетом

Я первый смерил жизнь обратным счетом. 
Я буду беспристрастен и правдив: 
Сначала кожа выстрелила потом 
И задымилась, поры разрядив. 
 
Я затаился и затих, и замер. 
Мне показалось, я вернулся вдруг 
В бездушье безвоздушных барокамер 
И в замкнутые петли центрифуг. 
 
Сейчас я стану недвижим и грузен 
И погружен в молчанье, а пока 
Меха и горны всех газетных кузен 
Раздуют это дело на века. 
 
Хлестнула память мне кнутом по нервам, 
В ней каждый образ был неповторим: 
Вот мой дублер, который мог быть первым, 
Который смог впервые стать вторым. 
 
Пока что на него не тратят шрифта - 
Запас заглавных букв на одного. 
Мы с ним вдвоем прошли весь путь до лифта, 
Но дальше я поднялся без него. 
 
Вот тот, который прочертил орбиту. 
При мне его в лицо не знал никто. 
Я знал: сейчас он в бункере закрытом 
Бросает горсти мыслей в решето. 
 
И словно из-за дымовой завесы 
Друзей явились лица и семьи. 
Они все скоро на страницах прессы 
Расскажут биографии свои. 
 
Их всех, с кем знал я доброе соседство, 
Свидетелями выведут на суд. 
Обычное мое, босое детство 
Оденут и в скрижали занесут. 
 
Чудное слово "Пуск" - подобье вопля - 
Возникло и нависло надо мной. 
Недобро, глухо заворчали сопла 
И сплюнули расплавленной слюной. 
 
И вихрем чувств пожар души задуло, 
И я не смел или забыл дышать. 
Планета напоследок притянула, 
Прижала, не желая отпускать. 
 
И килограммы превратились в тонны, 
Глаза, казалось, вышли из орбит, 
И правый глаз впервые, удивленно 
Взглянул на левый, веком не прикрыт. 
 
Мне рот заткнул - не помню, - крик ли, кляп ли. 
Я рос из кресла, как с корнями пень. 
Вот сожрала все топливо до капли 
И отвалилась первая ступень. 
 
Там, подо мной, сирены голосили, 
Не знаю - хороня или храня. 
А здесь надсадно двигатели взвыли 
И из объятий вырвали меня. 
 
Приборы на земле угомонились, 
Вновь чередом своим пошла весна. 
Глаза мои на место возвратились, 
Исчезли перегрузки, - тишина. 
 
Эксперимент вошел в другую фазу. 
Пульс начал реже в датчики стучать. 
Я в ночь влетел, минуя вечер, сразу 
И получил команду отдыхать. 
 
И стало тесно голосам в эфире, 
Но Левитан ворвался, как в спортзал. 
Он отчеканил громко: "Первый в мире!" 
Он про меня хорошее сказал. 
 
Я шлем скафандра положил на локоть, 
Изрек про самочувствие свое... 
Пришла такая приторная легкость, 
Что даже затошнило от нее. 
 
Шнур микрофона словно в петлю свился, 
Стучали в ребра легкие, звеня. 
Я на мгновенье сердцем подавился - 
Оно застряло в горле у меня. 
 
Я отдал рапорт весело, на совесть, 
Разборчиво и очень делово. 
Я думал: вот она и невесомость, 
Я вешу нуль, так мало - ничего! 
 
Но я не ведал в этот час полета, 
Шутя над невесомостью чудной, 
Что от нее кровавой будет рвота 
И костный кальций вымоет с мочой... 

Все, что сумел запомнить, я сразу перечислил, 
Надиктовал на ленту и даже записал. 
Но надо мной парили разрозненные мысли 
И стукались боками о вахтенный журнал. 
 
Весомых, зримых мыслей я насчитал немало, 
И мелкие сновали меж ними чуть плавней, 
Но невесомость в весе их как-то уравняла - 
Там после разберутся, которая важней. 
 
А я ловил любую, какая попадалась, 
Тянул ее за тонкий невидимый канат. 
Вот первая возникла и сразу оборвалась, 
Осталось только слово одно: "Не виноват!" 
 
Но слово "невиновен" - не значит "непричастен", - 
Так на Руси ведется уже с давнишних пор. 
Мы не тянули жребий, - мне подмигнуло счастье, 
И причастился к звездам член партии, майор. 
 
Между "нулем" и "пуском" кому-то показалось, 
А может - оператор с испугу записал, 
Что я довольно бодро, красуясь даже малость, 
Раскованно и браво "Поехали!" сказал.